Mесяц — февраль, возраст — 28, любимая — Настя
…После его кончины друзья договорились: никаких некрологов, никаких поминальных сборищ и концертов. Наверное, они правы. Но привилегия старого друга иногда становится обязанностью. Поэтому я пишу — под личную ответственность.
Евгений Евгеньевич Латышев родился в Горьком 6 февраля 1969 года. Как он сам писал в полушутливой анкете, “Социальное происхождение: по отцу — из дворян, по матери — из разночинцев. Национальность — очень сложный гибрид, по паспорту — русский. Образование — проучился 5 классов, прослушал курс ещё за 5, проторчал год на филологическом факультете ГГУ”. Жил в Автозаводском районе, с 1990 года — на улице Дзержинского, с 1992-го — в Германии, с 1994-го — в Москве. Писал стихи и песни. Очень любил Нину Хаген, “Voivod” и “Die Einsturzende Neubauten”. 10 февраля 1997 года в три часа ночи скоропостижно скончался…
Мы, наверное, ещё очень долго будем путаться в сетях нашего нового времени: на какой коэффициент надо помножить ноль, чтобы получить “ускорение”; за что можно стать политзаключённым в 1986 году; кого назначить руководителем комиссии по расследованию злоупотреблений, как не самого злого употребителя; во имя чего, провозгласив гласность, расправляться с людьми, для которых идея свободы — смысл жизни?
Латышев, он же Злыдень, — странное даже для совка явление. К 1987 году рок легализовался практически повсеместно. Однако 18-летнему Латышеву, как и его группе “Левый Угол”, путь на сцену был закрыт. По крайней мере в родном Нижнем Новгороде. В 1988-м программы с его участием попадали под особо компетентный контроль. В 1989 году съёмочная группа говорухинского “Так жить нельзя” поймала его в кадр на арбатской мостовой — с гитарой в руках. Тогда же Горьковский обком комсомола предложил ему деньги лишь за то, чтобы он не вышел выступать в одном из концертов. В 1990-м его знали в Москве, Питере, Череповце, Барнауле — не каждый встречный (Боже упаси!), свои. Осенью 1991-го, приехав с последнего фестиваля, он загадал мне загадку: на такси за пятёрку через весь город, водка за 10 рублей, настойчивые требования убрать обсценную лексику из текстов, отрубание аппаратуры посреди песни — где и когда? Я назвал Горький-86. Оказалось, Ижевск, — несколько дней назад…
Чем же всё-таки досадил им этот добрый человек?
…8 июня 1987 года на концерте группы “Чёрный кофе” в горьковском Дворце спорта была устроена облава. Часть металлистов “общипали”, то есть попросту избавили от аксессуаров стиля, а часть увезли в райотдел. Возникла идея демонстрации протеста. Дата — 13 июня. День Города.
Активно контактирующий с металлистами и посвящённый в их планы Злыдень с группой товарищей по мере сил координировал возможные действия, ходил с делегацией в горком комсомола (какие надежды возлагались тогда на этих друзей народа!), изготавливал и распространял листовки с призывами за чистоту города…
Шествие состоялось. Четыре сотни металлюг не перевернули ни одной машины и не разбили ни единой витрины, а милиция заранее натренировала гопников и в условленном месте их выпустила.
Через месяц в “Горьковском рабочем” появилась статья “Под знамёнами “тяжёлого металла””. Автор — некто Виталий Бармин — писал “рок-н-ролл” с одной “л”, не видел разницы меж “хардом” и “хэви” и другим не давал увидать, а сверх того облил грязью достаточное количество народу (через год мне довелось выиграть судебное разбирательство по иску о защите чести и достоинства). В одном и том же абзаце смаковался выход Латышева из комсомола и его же якобы желание “встать у руководства комсомолией города”. Но не в этом суть. Кого-то выгнали с работы, кого-то исключили откуда только можно. Злыдня же, как “идеолога металлизма”, отлучили от сцены, а один из двух руководителей рок-клуба самолично обозвал его провокатором.
В брошюре же “Криминологи о неформальных молодёжных объединениях” (М., “Юридическая литература”, 1990) кандидат юридических наук Е.О. Маляева писала: “Панки — объединение юношей и девушек, подражающее западным представителям подобных групп в поведении, одежде, атрибутике… Руководитель течения Латышев — Злыдень — активно пропагандирует свою антиобщественную позицию, отвергая существующее общество и требуя его переделки на основе морали панков (общество, твои отбросы борются за тебя). Они склонны к половым извращениям, гомосексуализму… Криминальная активность достаточно велика. В процессе функционирования члены группировок допускают хулиганские действия, являясь сторонниками силовых эффектов”.
Суд Германии признал эту публикацию достаточным доказательством политического преследования и в числе последних россиян в 1992 (!) году выдал Латышеву вид на жительство со статусом политбеженца. Однако в Германии его угораздило влюбиться и жениться… на русской, к тому же имеющей проблемы с въездными документами. В один прекрасный день жену вызвали в иммиграционное ведомство под предлогом оформления документов, где на неё надели наручники, отвезли в аэропорт и самолётом депортировали в Россию. Через несколько дней Евгений плюнул на свободный Запад и вылетел за супругой в Москву.
Родина встретила его лихо. Вскоре по возвращении он после рок-концерта в клубе «Не бей копытом» был избит сотрудниками милиции — чуть ли не за вызывающий внешний вид. Остеомиелит, развившийся в костях ступни после полученной тогда травмы, окрасил последние годы его жизни мучительной болью.
Странный был человек Злыдень, даже по совковым понятиям.
Строго говоря, Евгений был магом. Он обладал даром притягивать и отталкивать людей по своей воле. Распространяться далее на эту тему не имеет смысла, так как понимающие уже поняли, а не желающие понять не поймут никогда. Имя “Кастанеда” и понятие “изменённое состояние сознания” я впервые слышал от него ещё в 1991 году. Маг он был практикующий, и спектр “изменяющих” средств имел достаточно широкий. В том числе и законодательно запрещённых к хранению и изготовлению. Это, конечно, не означает, что все приходящие к нему были наркоманами. За собой Латышев никого никогда не тянул — ни в каком смысле, оккультного опыта не рекламировал. А главное — прекрасно понимал, что, когда и во имя чего делается. И этим опять-таки был опасен: на тебе — пьёт, курит, колется, и никаких признаков деградации, и ни намёка на пресловутый тип опустившегося наркомана, прочно засевший в массовом сознании…
Как бы ни принимали его залы, каким бы романтичным ни представлялся ореол изгнанника профанам, тяжесть его брала своё.
Евгений погружался в “кухонный андерграунд”, превращая едва ли не каждый день своей жизни в эпизодический флэтовый сейшн, изредка записывая свои песни с полуслучайными составами. Кто скажет сегодня, сколько таких людей сидит по руинам Союза, скольких звёзд мы недосчитались…
В поэзии Латышев всегда представлялся мне наиболее последовательным потомком Александра Башлачёва. Но не того Башлачёва, который везде — в распевах, в декоративных колокольцах, в каждом городке по кило на рыло. У нас вообще мало чему удаётся уйти от стереотипизации: если Б.Г. — значит, заумь с четырёх сторон света, если Кинчев — анархия, конечно, а если Макар Андреич — то тихая гитарная исповедь под бутылку. Любой гений рискует опроститься, попав под вывеску. И тогда должен появиться Злыдень, понимающий, что СашБаш — это не просто «гулял Ванюша», рубаха белоснежная да ярмарка на реченьке; это прежде всего овладение словом на уровне магии, высочайшая стихотворческая профессионализация, выявление родственных образов внутри самых разных слов и умение средствами поэзии создавать сногсшибательное, космическое ощущение русского языка. Латышев понимал это и шёл дальше. Его слова вообще не имели основных значений — каждое толкование равноправно. Он и жил также — каждое истолкование, с его точки зрения, имело право существовать. Так и жил, сколько мог, пока Агрессия Добра не добралась до горла.
В последние месяцы пошла чёрная полоса. В ноябре на своей даче сгорел его бас-гитарист. “Друг”, которого Евгений несколько месяцев кормил и привечал у себя, скрылся с его японской гитарой. Боль в ступне усилилась до невозможности ходить. Ему было невообразимо тяжело, но он не умел жаловаться. Телефонные монологи, повествующие обо всех злоключениях, были окрашены очаровательной смесью скепсиса и иронии.
1 февраля милиция выбросила его с подругой Настей из её квартиры. Это стало последней каплей. В ночь на 10 февраля, находясь у приятеля, он сварил “раствор” и, как было заведено, первую инъекцию сделал себе. Далее — извечная дилемма: несчастный случай или самоубийство…
Впервые и единожды его стихи появились в печати в третьем номере “Юности” за 1992 год. Я снабдил публикацию небольшой статьёй о нем. Вот и вторая — посмертная.
Вчитайтесь в его стихи. Вам наверняка станет ясно, почему даже самые симпатичные Злыдни смертельно опасны для любого режима, не желающего слышать.
Ибо все равно скажут Слово своё.
Былинка
Как плясали пальцы польку на кусочке стола
Как с утра плевало солнышко в немое окно
Как рождалась капля пота да ползла как смола
Как уже не человек убил ещё не говно
Как по всей доске восьмёрками гуляла ладья
Как ферзя зарыли в клетку чтоб он пешкой не стал
Как на цыпочках по горлу шёл верховный судья
Как Иуда драл Марию у подножья креста
Как в своём лесу пошёл на сухари Колобок
Как дурак в окно вдогонку с бодрой песней летит
Как поэт писал на кухне анекдот про любовь
Как глотал горстями пули да не мог проглотить
Как смеялась мать старушка провожая бойца
Как полопались глаза от слишком белого дня
Как два пальца были рядом да слабо обоссать
Как зачины всех былин слились в одну у меня
Как бросались мы козлами оскорбляя ’cause love*
Как лениво подписались на великий почин
Как известный футуролог Иоанн Бог Ослов
Написал про нас статью да что-то сильно смягчил
Как сложили мы всю боль в один счастливый ништяк
Как на каждом слове «хуй» шептали Браво да Бис
Как отпели мы братков на их хрустящих костях
Станцевали много танцев и ващще заебись
Как дверным глазком пыталась стать замочная щель
Как натёрла сумка с пивом волдыри на плечах
Как ныряли прямо с берега да в сущность вещей
Так завязли что в итоге только ножки торчат
Как я лёжа на носилках ощущал что несут
Как летя над ними сверху опасался толпы
Как подкова да на счастье била в лоб кузнецу
Чтоб спасти от всяких разных посторонних копыт
Как заглох шлепок букета за дубовой доской
Как я полз в чужую драку а упёрся в покой
Как былинка стлалась по ветру последней строкой
___________________
* “Коз лов” (англ.) — “потому что любим”.
Добавить комментарий