Игорю Чурдалёву
Когда захлебнулся мой преданный друг,
Объятый петлёй океана,
На синем экране пульсировал круг,
И круг не включал, как ни странно,
Ни мать, ни жену, ни кота, ни коня,
Ни тёщу — брюзгу и раззяву,
Лишь чашку арабики, полной огня,
Арабики с острова Ява.
Полметра — и круг превращается в таз
Призывно сияющей меди,
Откуда бежит через край парафраз
Старинных английских комедий.
Укрыться, накрыться? Какое! Вода
Счастливца любезно прияла,
И он продолжал погружаться. Куда?
В арабику с острова Ява.
Средь медного таза случайно ему
Явилось кофейное блюдце,
И чашка весов наклонила корму
Весомей любых резолюций.
О, ложная ножка стального стола,
Греми якорями коряво!
И русая Алка ему подала
Арабики с острова Ява.
«Прощайте, кто бил, кто любил, кто убил!
Не знаю-не слышу-не вижу!»
И он, погружаясь, смеялся и пил
Солёную чёрную жижу.
И жижа густела, и синью морей
Анфас к некрологу ваяла.
И небытие опьяняло скорей
Арабики с острова Ява.
Он славно ушёл, не теряя лица,
Складируя в жабры арому,
И газ, кипятивший в сосудах тельца,
Не снился иному Газпрому.
Что ж, друг номер два! Никого не жалей.
Сочувствие — та же халява.
Дави его в корне, а в крону налей
Арабики с острова Ява.
Добавить комментарий